on the road
Я дышал Прагой. Её холодным утренним воздухом, резким ветром и короткими дождями, перемежающимися редкими проблесками солнца, что оживляло витражи в соборе святого Вита,которые доносили до нас древнебиблийские сюжеты. Я пытался запечатлить, вырезать в памяти собор; с его рвущимися, прорезающими небо острыми башнями, пугающими горгульями, замершими перед решительным броском, готовясь оборвать чью-ту жизнь; алтарем, перед которым когда-то произносились священные молитвы. Желание вобрать в себя эту атмосферу, прочувствовать до конца. Но образы размывались, вопреки всему,смешивались, не теряя от этого своей красочности, а лишь преумножая её.
Я шел по городу, а вокруг виднеелись бессмертные костелы, в которых я неизменно бывал на службах. Звуки органа рождали воспоминания и они неслись непрекращающимся потоком, становясь немного неясными, но не для меня. Люди, предметы, места, ситуации. Я снова переживал, снова ощущал, и мои мысли сливались со звуками органа, лучше которого, я не слышал ничего в жизни. Моя мать сказала тогда, что все это:роскошное убранство церкви, молитвы, сопровождающиеся музыкой органа, все это направлено на возникновение духовности, масштабности. Я не знаю, что воздействовало на меня и это не имело значения. Я жил тем моментом, а в нем заключалась вся моя жизнь.Одно плавно вытекало из другого, я принимал это и боялся, что больше никогда не повторится такого слияния.
Идя вдоль тесно прижавшихся друг к другу надгробий, я закрывал глаза и представлял старое еврейское гетто. Несмотря на гонения евреев и антисемит, главными символами Праги являются представители этого народа. Раввин Лев, создатель легендарного Голема и Франц Кафка.
Сознание Кафки полностью отражали его книги. Хотя можно ли познать этого необыкновенного человека? Он непостижим для жизни. Для него же оказалась непостижима жизнь
Прогуливаясь по Карловому мосту я забыл загадать желание. Облокатившись на каменный поручень моста, всматриваясь в виднеющийся вдали Пражский Град, слыша за спиной голоса туристов и гулко отдающиеся цоканье их обуви, я ощущал бесконечность и какую-то легкую приятную горечь, ностальгию по городу-мечте, по Праге.
"То, что относят на счет ненармальности Франка, напротив, является его достоинством. Женщины, с которыми он сходился, были обычными женщинами и не умели жить иначе, чем просто женщины. Я думаю, что скорее все мы, весь мир и все человечество, больны, а он, единственный здоров, правильно понимает и правильно чувствует, единственный чистый человек...
Она понимала Кафку больше других и с ней он был счастливее, чем с кем бы то не(ни?)было. Большая часть его жизни была мучением, так как Кафка не был приспособлен к ней, он не умел жить. Откуда же повлялись его страшные сны, предвестники будущей катастрофы?К сожалению, сбывшийся.
Небо, нависшее над Вацлавской площадью было серым. Я обхватывал, вернее, пытался обхватить её взглядом и улыбался своем безуспешным попыткам. Бежал к лавочке, чтобы присесть и отдохнуть, поражаясь размерам площади, держал в руках книгу Ремарка. Все это, как мозаика, складовалось в сиюсекундное счастье.
С Пороховой башни я смотрел на людей, сливающихся в большую толпу, на красные крыши многочисленных домов, на маленькие лотки с сувенирами, на башни других костелов...Мысли путались, но я старался глубоко дышать, пока мог. Дышать Прагой.
Я шел по городу, а вокруг виднеелись бессмертные костелы, в которых я неизменно бывал на службах. Звуки органа рождали воспоминания и они неслись непрекращающимся потоком, становясь немного неясными, но не для меня. Люди, предметы, места, ситуации. Я снова переживал, снова ощущал, и мои мысли сливались со звуками органа, лучше которого, я не слышал ничего в жизни. Моя мать сказала тогда, что все это:роскошное убранство церкви, молитвы, сопровождающиеся музыкой органа, все это направлено на возникновение духовности, масштабности. Я не знаю, что воздействовало на меня и это не имело значения. Я жил тем моментом, а в нем заключалась вся моя жизнь.Одно плавно вытекало из другого, я принимал это и боялся, что больше никогда не повторится такого слияния.
Идя вдоль тесно прижавшихся друг к другу надгробий, я закрывал глаза и представлял старое еврейское гетто. Несмотря на гонения евреев и антисемит, главными символами Праги являются представители этого народа. Раввин Лев, создатель легендарного Голема и Франц Кафка.
Сознание Кафки полностью отражали его книги. Хотя можно ли познать этого необыкновенного человека? Он непостижим для жизни. Для него же оказалась непостижима жизнь
Прогуливаясь по Карловому мосту я забыл загадать желание. Облокатившись на каменный поручень моста, всматриваясь в виднеющийся вдали Пражский Град, слыша за спиной голоса туристов и гулко отдающиеся цоканье их обуви, я ощущал бесконечность и какую-то легкую приятную горечь, ностальгию по городу-мечте, по Праге.
"То, что относят на счет ненармальности Франка, напротив, является его достоинством. Женщины, с которыми он сходился, были обычными женщинами и не умели жить иначе, чем просто женщины. Я думаю, что скорее все мы, весь мир и все человечество, больны, а он, единственный здоров, правильно понимает и правильно чувствует, единственный чистый человек...
Из письма М.Есенской М. Броду
Она понимала Кафку больше других и с ней он был счастливее, чем с кем бы то не(ни?)было. Большая часть его жизни была мучением, так как Кафка не был приспособлен к ней, он не умел жить. Откуда же повлялись его страшные сны, предвестники будущей катастрофы?К сожалению, сбывшийся.
Небо, нависшее над Вацлавской площадью было серым. Я обхватывал, вернее, пытался обхватить её взглядом и улыбался своем безуспешным попыткам. Бежал к лавочке, чтобы присесть и отдохнуть, поражаясь размерам площади, держал в руках книгу Ремарка. Все это, как мозаика, складовалось в сиюсекундное счастье.
С Пороховой башни я смотрел на людей, сливающихся в большую толпу, на красные крыши многочисленных домов, на маленькие лотки с сувенирами, на башни других костелов...Мысли путались, но я старался глубоко дышать, пока мог. Дышать Прагой.